Лето 1947 года я проводил в семье своей тети, которая снимала дачу на станции Опалиха. Наш деревенский домик был вторым от железнодорожной линии, проходившей буквально в 150 метрах. Взрослые работали и приезжали вечером и по воскресеньям, а мы, дети из нескольких домов, были под присмотром чьей-то бабушки. Я лично глазел на поезда и целыми днями толокся у линии и на станции.

Приезжали в Опалиху обычно на электричке, которая ходила до Гучкова (ныне -Дедовск). Черные просмоленные деревянные столбы контактной сети торчали вдоль линии, но большинство поездов были паровыми: пассажирские пригородные до Ново-Иерусалимской и Волоколамска; дальние до Риги и Великих Лук. Их водили вездесущие красавцы - паровозы «Су», в большинстве нежно-зеленого, а иногда - голубого цвета. На некоторых паровозах я видел молодых женщин (помощников или кочегаров). Мне казалось, они выполняли свою нелегкую работу с интересом и достоинством.

Товарные поезда здесь обслуживали паровозы «СО» (Серго Орджоникидзе), с которыми я столкнулся впервые. Они впечатляли могучим, но коротким котлом и будкой с неимоверно высоким потолком (один раз удалось залезть на станции). Поезда здесь часто ожидали скрещения, так как линия была одноколейной. Это давало возможность их подробно рассмотреть и изучить процесс отправления.

Помимо паровозов на этой линии меня впечатлял вагонный парк. В то довольно бедное время составы всех пригородных поездов радовали свежей окраской, в том числе светло-синей. Многие двухосники имели занавески. Кстати, электрички рижского направления на Рижский вокзал не заходили, а шли на Каланчёвку. А все паровые поезда принимались и отправлялись вокзалом, имевшим деревянный навес над первым путем. Его здание вместе с комплексом других построек бывшей Московско-Виндаво-Рыбинской железной дороги несомненно сыграло немалую эстетическую роль в моем «железнодорожном воспитании». Кроме того, в нем тогда располагался Дом техники железнодорожного транспорта, фактически музей, и этот удивительный вокзальчик в Покровском-Стрешневе...

В те годы в Тушине устраивался грандиозный праздник - День военно-воздушного флота с авиационным парадом. В этот летний день поезда шли только в одном направлении - к Тушину. Поездные бригады были одеты в белые кители и белые перчатки. К Опалихе со стороны Гучкова подходила надраенная-начищенная электричка и останавливалась. Затем ее обгонял, не останавливаясь, паровой пригородный поезд, причем проводники стояли с флажками в открытых тамбурах. Затем уже вслед ему отправлялась электричка. Через некоторое время все повторялось. Так продолжалось до середины дня, и только к вечеру поезда шли обратно.

Из дальних поездов, проходивших Опалиху, особенно запомнился скорый – «Москва – Рига». Он шел вечером и состоял из щеголеватых четырехосных вагонов, причем в хвосте всегда цеплялся желтый «международный» с медными поручнями. Его стенки были обшиты деревянными дощечками, на которых красовались накладные буквы «Спальный вагон прямого сообщения».

Через несколько лет мне довелось полностью освоить эту дорогу на всем маршруте до Риги. Один мой дядя попал на работу во «Внешторг». Это элитное ведомство имело свой пионерлагерь на Рижском взморье, и мне несколько лет брали туда путевки. В начале июня 1950 года меня с чемоданом привезли на троллейбусе на Рижский вокзал и сдали воспитателям лагеря. На первом перронном пути стоял состав из непривычных тогда цельнометаллических вагонов, которые только появились на сети и, видимо, направлялись в первую очередь на представительные направления, например, в Прибалтику. Наш лагерь занимал целых четыре плацкартных вагона (теперь мы называем их «ЦМВ без гофров»). В предыдущем году мне уже довелось проехать в дальнем поезде в деревянном («Егоровском») вагоне, и об этом я расскажу в воспоминаниях о Горьковской дороге. Здесь все было более «индустриально»: новенький линкруст, хромировка, никаких ремней, все на жестких кронштейнах. А вот окна были неудобными, в них открывалась всего лишь форточка, которая откидывалась внутрь. Голова в нее проходила, но чтобы смотреть на мир, приходилось выворачивать шею. Мальчишек это, конечно, не останавливало и, заняв вторую полку, я от окна почти не отлипал. Посмотрите при случае старый фильм «Веселые звезды», где бедным артистам, поющим песню «Все гляжу, все гляжу я в окошко вагонное, наглядеться никак не могу!» приходится высовываться в эти форточки...

Но вот Рижский, или, как его тогда упорно звали, «Ржевский» вокзал, остался позади. Проплыли внизу под насыпью трущобы московских задворок, помпезные шлюзы канала. Вот моя деревня Опалиха, а дальше уже незнакомые живописные и удивительно глухие места. Одноколейка вьется из кривой в кривую и, чуть высунувшись, можно прекрасно обозреть весь поезд с неизменным Су во главе. Встречные поезда пропускают наш скорый, в основном, стоя на разъездах, но иногда при скрещении стоят оба, разглядывая друг друга. Кажется, в Холщевиках прямо напротив меня оказался паровоз Су встречного Волоколамского пригородного, и я наблюдал, как он дважды безуспешно пытался взять с места свой длиннющий состав. Жуткая пробуксовка, потом осаживание назад, чтобы сжать сцепки, и новая попытка. С третьей поезд пошел, оглушительно выстреливая отсечку из трубы.

Простившись с Подмосковьем, двигаемся на Ржев, Великие Луки. Эти места считались насквозь паровозными даже в 70-е годы XХ века, а уж тогда!.. Все пионеры и вожатые с любопытством ждали пересечения границы с Латвией, хотя и условной. Прибалтика была присоединена совсем недавно. Саму «арку» границы мы проспали рано утром, но «чужие» приметы стали встречаться все чаще – иная архитектура и сельские пейзажи, двойные надписи на станциях. В железнодорожном аспекте новинкой для меня были непривычные паровозы с круглыми тендерами. Это были трофейные немецкие ТЭ (52 серия).

Поезд бежал ходко (километров 70 в час), слева вдали то появлялась, то исчезала большая река. Это была Западная Двина (по-латышски - Даугава). И вот долгожданная Рига. Нас встречает двухярусный вокзал в окружении высоких домов. Мы сразу переходим с нижнего яруса на верхний, откуда отправляются пригородные поезда на Рижское взморье. Аккуратные двухосные вагоны слегка отличаются от наших большей длиной и устройством тамбуров.

Едем около часа, с частыми остановками в непрерывном дачном поселке. Вдоль линии среди сосен стоят аккуратные двухэтажные коттеджи, рассекаемые переулками с плиточными тротуарами. Вот эта особенность - частое расположение пригородных платформ (все они низкие, мощеные плиткой) - меня очень поразила. Рекордно короткое расстояние я потом обнаружил между платформами Дзинтари и Авоты - всего 300 метров. Я поделился своими наблюдениями с одним взрослым, и он мне сказал так: «Ты пойми, здесь думали об удобстве людей. А у нас под Москвой сойдешь с вещами на остановке и топаешь по шпалам до своей деревни шесть километров!»

Может, это и преувеличение, но очень уместно здесь привести воспоминания о таком хождении по шпалам одного ветерана железнодорожного транспорта, Николая Андреевича Волкова. В предвоенном 1939 году он работал в депо «Можайск». С продуктами было плохо, и местные жители норовили за всем ездить в Москву (знакомая и позднее система). Но и столица не могла всех прокормить, и в Можайске запретили продавать билеты до Москвы. А вот на ближайшую к Можайску платформу Кукаринскую (расположенную как раз за 6 километров) запрещение не распространялось, и жители Можайска, чтобы поехать в столицу, шли этот перегон пешком по шпалам и там уже садились в поезд. Хорошо бы предъявить этот эпизод тем энтузиастам, которые утверждают, что до войны в СССР хорошо жилось...

Конечным пунктом нашего пути была станция Майори. Пионерский лагерь располагался в десятке двухэтажных деревянных дач. Море было в 20 минутах ходьбы, а железная дорога – рядом. В свободное время далеко уходить запрещалось, а на «железку» было можно, и я постоянно наблюдал движение взморских поездов, следовавших до Кемери и Тукумса. Товарных поездов я здесь вообще не видел. Все поезда обслуживались бестендерными «танк-паровозами», распространенными в Европе, но редкими в России. Для пригородного движения с небольшими составами они были удобны тем, что не требовали разворота. Большие овальные торцевые окна будок обеспечивали бригаде удобное наблюдение за путем в обоих направлениях. Именно эти окна больше всего врезалась мне в память, как и аккуратная отделка и зеленая окраска танк-паровозов, которые производили какое-то «домашнее», доброе впечатление, как и вся эта приморская линия - в отличие от наших, привычных мне железных дорог. Отечественный железнодорожный пейзаж моего детства всегда неудержимо манил меня, но в то же время вызывал какие-то суровые, тревожные ощущения.


Источник: газета «Инженер Транспорта», № 3–6, 2004 год


Об авторе:
Родился в 1939 году. Закончил МИИТ, работал проектировщиком, исследователем металлических конструкций. С 1984 года – доцент МИСИ (ныне – Московский Государственный строительный университет). Кандидат технических наук. С его именем связана целая эпоха в области сохранения исторических раритетов железнодорожного транспорта. Именно он заложил фундаментальные основы практики восстановления из небытия уникальных локомотивов, вагонов и средств сигнализации, создания железнодорожных музеев и общественных организаций, посвятивших свою деятельность изучению, сохранению и популяризации железной дороги. Наиболее известны спасённые от гибели и восстановленные при непосредственном его участии раритеты общеисторического значения – паровоз серии С, салон-вагон, семафор в Центральном музее Октябрьской магистрали в Санкт-Петербурге, паровозы серий ФД, Еа, Су, вагон-теплушка в Московском музее истории железнодорожной техники. Александр Сергеевич – автор первой в нашей стране книги-монографии, посвящённой отдельной серии отечественного локомотива, – «Паровозы серии С», огромного количества материалов и интервью в СМИ. Его статья «Живая история стальных магистралей», опубликованная в журнале «Техника – молодёжи» в далёком 1978 году, стала буквально объединяющим манифестом для всех, кому дорога история транспорта. Результатом этой публикации стало образование в СССР на базе Московского клуба железнодорожного моделизма любительского движения – сообщества энтузиастов, посвятивших свой досуг железной дороге. В 1990 году Александр Сергеевич принимал самое действенное участие в создании ВОЛЖД и стал первым заместителем председателя этой организации.
Умер 28.04.2012 г.