Город Красногорск вырос из одноименного рабочего поселка, образованного в 1932 г. и обязанного своим рождением эпохе первых пятилеток, когда вокруг столицы в массовом порядке создавались новые заводы и фабрики. Однако появился он не на пустом месте — его предшественником был фабричный поселок Баньки, располагавшийся приблизительно в километре от старинного села Знаменского-Губайлова на одноименной речке.
Прежде на этом месте речку Баньку пересекала старая Воскресенская (Волоколамская) дорога, но она уже редко использовалась: на топографической карте, съемки для которой проводились в 1830-х годах, одновременно с этой показана новая трасса дороги, проходившая мимо села Павшино через Знаменское-Губайлово. Рядом со старым трактом решил устроить писчебумажную фабрику на речке Баньке надворный советник П. С. Деменков, купивший усадьбу князей Долгоруковых в селе Знаменском-Губайлово. В июле 1839 г. он подал прошение по поводу строительства фабрики, и в январе следующего года получил на это разрешение. Для устройства водяного двигателя требовалось создание пруда на речке, по которой проходила граница между губайловским имением и землями казенной деревни Пенягино. На прошение в Казенную палату о покупке 2,9 десятин земли у пенягинских крестьян он получил отказ, так как казенные крестьяне не имели права на продажу земли, считавшейся собственностью государства. Но они могли сдавать ее в аренду. Тогда предприниматель заключил договор об аренде у крестьян деревни Пенягино и села Чернево гораздо большего участка, простиравшегося почти на километр по течению речек Баньки и нынешней Синички. Он арендовал 15 десятин земли сроком на 49 лет, с уплатой по 150 руб. в год. На правом берегу Баньки были возведены фабричные постройки из шести каменных и семи деревянных корпусов, и фабрика приступила к работе в 1840 г. По сведениям 1843 г., на ней использовались 39 «разного поименования машин и аппаратов», два паровых двигателя и один водяной, приводившийся в движение от плотины на речке, здесь числилось 202 рабочих и производилось на 100 тыс. руб. готовой продукции — «александрийской почтовой» и писчей бумаги. Не менее половины работников составили крепостные крестьяне, купленные или переведенные из других имений и приписанные к селу Знаменское-Губайлово.
Но уже вскоре, неизвестно по какой причине, П. С. Деменков обанкротился, и в 1845 г. его имение за долг в 23 тыс. руб. серебром было продано по частям на аукционе. Село Знаменское-Губайлово с усадьбой и фабрику приобрел за 70 тыс. руб. серебром нежинский купец Алексей Мануйлович Харитов. Он сам не стал заниматься производством, а продал фабрику с 3 десятинами земли купцу Адольфу Николаевичу Лури. Но тот не сумел справиться с трудностями. Фабрика при нем находилась «в большом расстройстве, работа на ней была часто прерываема». Поэтому в апреле 1848 г. он без всякого сожаления расстался с предприятием, продав его новому владельцу села и губайловской усадьбы статскому советнику Александру Карловичу Галлеру.
Новому хозяину пришлось взвалить на себя нелегкий и безуспешный труд. «Фабрика сия была принята нынешним владельцем в таком положении, что необходимо было остановить действие ее на немалое время... для приведения ее в настоящий порядок, — докладывал впоследствии его поверенный в делах. — После починки потребность топлива уменьшилась на треть, но действие машин нимало не улучшилось. Пришлось остановить фабрику и провести переделку — большая паровая машина разобрана, фундаменты поправляются, печи переделываются, котлы починяются, приборы для пара и воды делаются новые». В ходе реконструкции производства выявились и другие промахи, допущенные еще на стадии проектирования фабрики — вода в речке Баньке с высокой примесью железа была непригодна для выделки хорошей бумаги. Поэтому пришлось провести водовод протяженностью 300 саженей.
Фабричные рабочие при Галлере были наняты со стороны. В клировой ведомости Черневской церкви они записаны отдельно от крестьян и дворовых людей села Губайлово, проживающими в 6 домах при фабрике. Большинство их — 90 душ обоего пола — составляли вольноотпущенники из крестьян, 27 человек — отставные военные с их семьями, в числе рабочих записаны 7 воспитанниц сиротского дома и 15 выходцев из мещан — всего 140 человек. (ЦИАМ. Ф. 203, оп. 744, е.х. 2327). Таков был впервые учтенный состав населения в фабричном поселке.
Год спустя на фабрике работали в две смены 118 мужчин и 64 женщины, но производительность труда была крайне низкой. Стоимость всей выпущенной продукции — разных сортов бумаги и обоев — за год составила лишь 19,8 тыс. руб., или иными словами, немногим более 9 руб. в месяц на одного работающего. В 1850 г. фабрика бездействовала в связи с новыми переделками, а после смерти А. К. Галлера в январе 1851 г. была окончательно закрыта. Его наследники даже не пытались возобновить производство.
По свидетельству современников и по воспоминаниям рабочих, новым хозяином на фабрике уже с 1854 г. стал выходец из богородских ткачей купец Николай Яковлевич Поляков, арендовавший часть фабричных помещений для организации шерстоткацкой фабрики. По данным 1856 г., на ней были установлены новая паровая машина и котел, свыше ста ткацких и других станков. Тогда же к Николаю присоединился его брат Александр Яковлевич Поляков. К 1856 г. относится дело о разрешении последнему, по соглашению с отставным из дворян коллежским секретарем Николаем Александровичем Галлером, устроить фабрику «для производства шерстяных и бумажных изделий с устройством при ней красильни. Работа эта будет проводиться в двух каменных корпусах без всяких машин на ручных станках, рабочих находиться будет мужеска пола 135 человек, женщин 13, и малолетних мальчиков 35». В деле приводится и соответствующая справка о новом арендаторе:
«Проживающий в селе Губайлове московский купец Александр Яковлевич Поляков, как оказалось из собранных сведений, поведения и образа жизни честного и воздержанного, состояние имеет достаточное и к содержанию снятой им у господина Галлера фабрики благонадежен. Здания взял Поляков в арендное содержание на 10 лет, с 15 сентября с.г., и с оплатою первые 5 лет по 150 рублей серебром, а в последующие 5 лет по 400 рублей серебром». В дальнейшем оба производства братьев слились.
Так получила развитие фабрика Поляковых, теперь с красильным заведением, которым руководил наемный мастер, немец Карл Иванович Миттельштедт. По мере того, как производство приобретало все больший размах, он с 1861 г. стал арендовать красильное заведение и повел самостоятельное хозяйство.
Вскоре Поляковы приобретают фабрику в полную собственность. 19 октября 1868 г. была оформлена купчая, по которой «писчебумажная фабрика с землей при селе Знаменском три десятины за 6589 рублей с публичного торга за долг Александра Галлера (вероятно, сын первого владельца — Авт.) перешла к Полякову Николаю Яковлевичу». Год спустя в числе совладельцев вновь Александр Яковлевич, а также «купеческий брат» Алексей Яковлевич и «купеческий сын» Алексей Николаевич. (Орлов В. Статистические сведения о хозяйственной жизни Московского уезда. М., 1877). По сведениям 1871 г., на предприятии числилось уже 450 человек.
В старом корпусе, который рабочие называли Николаевским по имени его первого владельца, преобладали ручные ткацкие станки, а в Александровском корпусе, построенном его братом, их сменили механические. Совладельцами предприятия были не менее пяти членов семейства Поляковых. Первоначально более активную роль играл Николай Поляков. Но затем он купил имение в сельце Ново-Никольском и отошел от фабричных дел. В результате полным хозяином фабрики стал его брат Александр Яковлевич. Она получила название Знаменской мануфактуры по расположению ее близ села Знаменского-Губайлова.
1879 г. стал знаменателен в семье Поляковых. В этом году Н. Я. Поляков подал прошение на строительство фабрики в Новоникольском, Александр Яковлевич — на новое строительство на своей фабрике, и третий брат – Алексей Яковлевич — на строительство красильной фабрики в Щелково. Александр Яковлевич оказался более активен. К 1886 г. он преобразовал свое предприятие в «Фабрично-торговое товарищество Знаменской мануфактуры А. Я. Полякова», объединившее несколько подмосковных производств. После смерти Н. Я. Полякова новоникольское имение со 182 десятинами земли и фабрикой было куплено в 1888 г. у его вдовы Товариществом.
В начале ХХ в. капиталы Товарищества составили от З до 4 млн. рублей, а ежегодные прибыли — до 200 тыс. руб. Во главе объединения стоял сам А. Я. Поляков, директором Товарищества стал его сын Иван Александрович, а директорами фабрик он назначил других сыновей: Александра Александровича — в соседнем Новоникольском (основана в 1880 г.), Якова Александровича — в Баньках, Константина Александровича — Щелкове (приобретена в 1884 г.).
Не отставал от Поляковых и К. И. Миттельштедт. В 1872 г. он выкупил за 20 тыс. руб. красильное заведение. На его предприятии выполнялись отделка и крашение до 1 млн. кусков различных шерстяных и полушерстяных материй. Затем Миттельштедт прикупил 7,5 десятин земли у общества пенягинских крестьян, расширил и переоборудовал свою фабрику, доведя число рабочих до 450 человек. В 1880 г. она вошла в «Товарищество Московской красильни».
В результате всех этих преобразований в 1850-х — 1880-х годах в двух верстах от села Губайлова вырос фабричный поселок Баньки, насчитывавший в начале ХХ в. более 1200 жителей. Первое подробное описание его дал профессор Московского университета Ф. Ф. Эрисман, который по поручению Московского земства возглавил работу по изучению быта и условий труда фабричных рабочих. По данным 1880 г., производство выглядело непривлекательно: «Фабрика расположена в глубокой котловине, по которой протекает речка Банька, которая, будучи ниже запружена, образует здесь длинный и довольно широкий пруд. Фабричные строения находятся на правом берегу этого пруда, частью в низине, у самого берега, частью на довольно кругом склоне холма, окаймляющего речную долину с правой стороны, так что фабричный двор представляет значительную покатость. В самой низменной части двора, рядом с рекой, находятся еще 2 небольших болотистых пруда, содержащих главным образом стоячую воду, хотя верхний из них имеет в одном месте сообщение с рекой. Характер почвы глинистый, в низменных частях двора положительно болотистый». Как врач-гигиенист, Ф. Ф. Эрисман прежде всего обращал внимание на санитарные условия труда на предприятии. Хотя «большинство существующих ныне зданий, — отмечал он, — более или менее новые, возведенные во время переустройства фабрики из ручной в механическую», с высокими и светлыми помещениями и газовым освещением, условия труда заставляли желать лучшего: ткацкие цехи были сплошь уставлены станками, между которыми оставались проходы не более поларшина (около 36 см), и только в механическом цехе имелся главный проход шириной аршин с четвертью. Внутри было пыльно, вентиляция осуществлялась только через форточки, имевшиеся лишь в нескольких окнах в каждом из цехов.
На фабрике, где производились шерстяные и полушерстяные ткани, работали в то время около 500 рабочих, которые обслуживали 75 ручных станков, оставшихся от прежнего ткацкого заведения, 350 новых «механических» станков, несколько мотальных и сновальных машин. Рабочий день на фабрике начинался с 5 часов 30 минут утра и продолжался до 8 часов вечера с получасовым перерывом на завтрак и часовым перерывом на обед. Правда, во время осмотра фабрики, в связи с кризисом, работа продолжалась от 7 часов утра до 7 часов вечера.
Небольшая часть рабочих вербовалась из жителей соседних сел и деревень, но большинство составляли выходцы из отдаленных мест, особенно из Смоленской и Калужской губерний. Почти четвертую часть всех рабочих составляли дети и подростки. Заработная плата ткача составляла от 10 до 16 руб., а женщины и подростки зарабатывали от 6 до 9 руб. в месяц. Расчет зарплаты проводился лишь 4—5 раз в году, к праздникам, и редко кому удавалось получить полностью заработанные деньги. За любое нарушение записывались штрафы, а за прогул вычиталось от 75 коп. до руб. — сумма, равная двух- трехдневному заработку.
Рядом с фабрикой, на склоне холма, были построены кирпичные казармы для рабочих, одна из которых была семейной. Ее первый этаж занимала кухня, а на втором и третьем этажах по обе стороны узкого коридора были отделены дощатыми перегородками каморки размером 3,5 х 4 м, в каждой из которых жило по две семьи, включая малолетних детей. В другой казарме на втором этаже помещалась общая спальня для мужчин, на третьем — для женщин. Все убранство общих спален составляли сплошные деревянные нары и мешки с соломой вместо матрацев.
Даже в те часы, когда люди были свободны от работы, они оставались зависимыми от хозяина. Для рабочих, проживавших в казарме, были вывешены подписанные хозяином «Правила»:
- Соблюдать чистоту и опрятность.
- Помои и сор выносить в помойную яму.
- Драки и безобразия не дозволяются.
- Игры и все вообще запрещается.
- Вход мужчинам в женские отделения не дозволяется.
- Игры на гармониях и петь песни запрещается.
- После 10 часов вечера в корпусе чтоб было тихо.
- Посторонним лицам вход воспрещается.
- Самовары ставить к согреванию воспрещается.
- Каждый рабочий по расчете обязан немедленно выбраться из корпуса.
За неисполнение вышеописанного по донесению коридорных виновные штрафуются в первый раз 1 рубль серебром, во второй раз рассчитываются».
В летнее время многие рабочие, не желая оставаться в душных и сырых казармах, переселялись в сколоченные из досок балаганы, которые они соорудили позади спальных корпусов. Продовольствие приходилось покупать в долг в лавке, принадлежащей родственнику хозяина. Большинство рабочих питались артелью, затрачивая на «харчи» 5—6 руб. в месяц. Остальные, особенно холостые, чаще всего перебивались всухомятку и получали прозвище «кусочников».
Что касается красильной фабрики К. И. Миттельштедта, положение ее рабочих было еще хуже. Здесь рабочий день начинался в 4 часа утра и заканчивался в 8 часов вечера, фабричные помещения были темными и сырыми, пропитанными испарениями из красильных чанов, в жилых помещениях имелись только общие спальни, а из 224 осмотренных Ф. Ф. Эрисманом рабочих 83 были детьми и подростками от 8 до 18 лет. Кроме того, производство приносило огромный вред для окружающей местности: «Фабричные помои из красильни, промывной и проч. спускаются непосредственно в речку Баньку без всяких мер предосторожности, без всяких приспособлений для предварительного очищения их. Вследствие этого, при огромном количестве этих помоев, понятно, что они сильно портят речную воду и делают ее негодной к употреблению на протяжении нескольких верст: еще при селе Павшине, на 2 версты ниже по течению, речная вода является то черной, то красной от помоев, спускаемых с фабрики Миттельштедта, и жители этого села лишены возможности пользоваться водой из речки, хотя и сильно нуждаются в ней, так как колодезная вода в Павшине жестка и не годится ни для самоваров, ни для стряпни».
Во время обследования фабрик Ф. Ф. Эрисман осмотрел и опросил более 600 рабочих в поселке Баньки. Подавляющее большинство из них было неграмотно. Из 424 мужчин только 129 имели одноклассное образование и 20 — «полклассное», а из 185 женщин такое же образование имели лишь 9 человек. Тяжелый изнурительный труд, плохое питание, недостаток одежды и обуви (многие рабочие во время осмотра в осеннее время работали босиком) приводили к частым заболеваниям. С болотистой местностью была связана лихорадка, у многих рабочих-красильщиков наблюдалась экзема. Забота фабрикантов ограничилась организацией при фабрике Полякова больницы на четыре койки, которая занимала одну комнату размерами 3,5 х 4 метра. Но врач появлялся в больнице пять — шесть раз в году, а единственный фельдшер, как отмечает Ф. Ф. Эрисман, лишь составлял фиктивные отчеты, в которых выводил произвольные цифры. Во время осмотра здесь находилось четверо больных: трое с чахоткой и один с ожогом лица и рук, полученным в паровой. Но в обычное время больница пустовала, так как «легкие» больные не освобождались от работы, а «тяжелые» отправлялись домой и только в редких случаях препровождались на лечение в Москву. На красильной фабрике два раза в неделю появлялся фельдшер, нанятый из царского имения в Ильинском.
Но в 1880-х годах, благодаря активной работе земства, происходят заметные изменения в положении рабочих. Была организована государственная фабричная инспекция, разработаны типовые уставы фабрик и заводов, ограничивавшие возможности злоупотреблений со стороны хозяев предприятий, регулировавшие их взаимоотношения с рабочими и обязывавшие предпринимателей заботиться об их здоровье, об обучении фабричных детей. Многие капиталисты меняют свои прежние позиции. К их числу относилась и семья Поляковых. По мере роста богатства они вовлекались в круг общественных интересов, были склонны к проявлению благотворительности.