Глухово

В пойме Москвы-реки сохранилось от ледникового периода до нашего времени реликтовое озеро Глухие ямы. Мимо него в старину проходила дорога из Москвы в дворцовое село Ильинское. Деревня, возникшая у переправы через Москву-реку, получила название Глухово.

После «Смутного времени», когда начался раздел дворцовой «Лужской земли», она была выделена одной из первых и пожалована в 1616 г. ближним царским стольникам Борису и Глебу Морозовым. Они происходили из старинной боярской семьи. Родовое имение Морозовых, известное село Павловское на реке Истре (ныне Павловская Слобода) находилось в Звенигородском уезде. Старший из братьев, Борис Иванович Морозов, начал службу при дворе молодого царя Михаила Романова с должности спальника, который отвечал за государевы покои и за допуск к царю государственных лиц. Умный и энергичный, он вошел в большое доверие к царю, вскоре стал самым влиятельным среди бояр и был назначен воспитателем («дядькой») царевича Алексея. Впоследствии, после восшествия Алексея Михайловича на престол, Морозов сумел еще и породниться с ним, женившись на сестре молодой царицы. Более двух десятилетий он был фактически неограниченным правителем государства, и при том далеко не бескорыстным. За время своей карьеры он увеличил собственные владения с 300 крестьянских дворов до 9 тысяч, получив имения во многих уездах Московского государства. Около своего родового имения он организовал Павловские («Звенигородские») железоделательные заводы, первые в истории ближайшего Подмосковья. Неистощимый в поисках личной прибыли, боярин в своих имениях облагал крепостных удвоенными барщинными работами, самыми разнообразными натуральными поборами — от зерна и мяса до ягод, грибов и орехов, домотканого холста. Он вводил и дополнительные платежи, как например, налог с «дыму»: по курице, десятку яиц мерзлых и две пары лаптей.

Глухово было отдалено от его родовой вотчины, но находилось на кратчайшей дороге из нее в Москву, и потому стало предметом его первоочередной заботы. В то время, как государево дворцовое село Ильинское лежало в руинах, вновь приобретенная деревня, приписанная к селу Павловскому, в 1627 г. имела «место дворовое помещиково, да двор прикащиков, да двор людской, в нем живут деловые люди, 5 крестьянских и 2 бобыльских двора». К этому времени его брат Глеб Иванович получил в вотчину соседнее село Луцкое, и Борис Морозов стал единоличным владельцем Глухова.

В 1646 г. в приселке Глухово уже числятся двор приказчика, 16 крестьянских дворов, «один двор бобыль Иван Григорьев сын Рыболов». Кроме барщинных работ крестьяне платили еще и натуральный оброк продуктами, в котором не упускалась ни одна деталь крестьянского хозяйства. Собирался он не с отдельного двора, а с группы крестьян, «выти», которая насчитывала от 8 до 10 дворов. Так, в одном из подмосковных владений Б. И. Морозова с одной выти полагалось отдать помещику 15 рублей деньгами, 15 пудов свиного сала, 20 мешков крупы, 15 ведер вина, 10 баранов, 10 гусей, 10 куриц, сыр, масло, яйца и домашнюю пряжу. В то же время, находясь на берегу реки, крестьяне не имели права на лов рыбы, который разрешался только официальному рыболову в пользу помещика.

После кончины Б. И. Морозова и его жены деревня Глухово вместе с селом Павловским отошла в Дворцовое ведомство, в составе которого находилась несколько десятилетий, пока в 1730 г. не была пожалована видному деятелю первой трети XVIII в. генерал-прокурору графу Павлу Ивановичу Ягужинскому. После кончины графа в 1736 г. имение досталось его второй супруге Анне Гавриловне, дочери канцлера графа Г. И. Головкина. Их свадьба состоялась осенью 1723 г. при деятельном участии Петра и Екатерины I. Она отличалась живостью, грациозностью, была весела, образована, хорошо говорила по-французски и по-немецки, танцевала, словом, очень подходила по характеру своему мужу и действительно дала ему счастье. В эпоху дворцовых переворотов она служила посредницей мужа с будущей императрицей Анной Иоанновной.

В 1743 г. Анна Гавриловна вторично вышла замуж за графа Михаила Петровича Бестужева-Рюмина, русского посла при различных дворах. Но она оказалась причастна к придворной партии Лопухиных, недовольной воцарением Елизаветы Петровны. В 1743 г. разразилось дело «о заговоре». 26 июля ее арестовали, при втором допросе 17 августа, ввиду явного запирательства, ее подняли на дыбу, «но не дополнили прежних показаний новыми: палачи слышали только хруст суставов да истерические вопли истязуемых». 19 августа 1743 г. бывшую статс-даму императрицы приговорили к урезанию языка и колесованию. Императрица изменила приговор. «Анну Бестужеву, — говорилось в нем, — высечь кнутом и, урезав язык, послать в ссылку». Ее сослали в Якутск, где она прожила под крепким караулом, полуголодная, в разваливавшемся от ветхости и сырости доме, до самой кончины в 1760 г.

Когда графиня А. П. Бестужева-Рюмина была предана суду и отправлена в ссылку, ее имения в 1743 г. передали особой комиссии, которая находилась в Москве, и следила за сохранностью господского имущества и за исполнением крестьянами всех прежних повинностей. Но при годовой сумме оброка 625 рублей с 1688 душ всей Павловской вотчины за 1744–1749 гг. с имения было собрано лишь 1095 рублей, а 2124 рубля значились «недоимочными». Сейчас трудно установить, в результате чего столь быстро нарастала крестьянская задолженность. Возможно, ее причиной стали действия, назначенного правительством приказчика, который путал свой карман с государственным. Во всяком случае, известно, что в 1750 г. крестьяне отправили в Петербург ходоков с жалобой на несправедливые, по их мнению, действия комиссии, и ее приказчика. В ответ на это в Москву были вызваны «лучшие» крестьяне, старосты и десятские от каждой деревни, и 28 из них наказаны плетьми.

В ноябре 1751 г. комиссия направила в Павловскую вотчину поручика Телешова с приказом взыскать недоимку с крестьян, а ослушников бить батожьем. 26 ноября Телешов с солдатами прибыл в Глухово, которое было ближайшим на пути из Москвы и считалось одной из самых богатых деревень в округе. Трудно сказать, на чем было основано такое утверждение. Сохранившаяся подворная опись показывает, что из 47 крестьянских дворов в двух не имелось никакой «живности», в 22 было только по одной лошади, что далеко недостаточно для ведения самостоятельного хозяйства. По одной корове было в 25 домах, и в 6 дворах не имелось вовсе. Правда, в нескольких хозяйствах имелось по 3-4 лошади и коровы, но это были многолюдные семьи — у Михаила Потапова в семье было 9 человек, у Григория, Савелия и Михаила Селиверстовых семья насчитывала 13 человек, у Родиона Кондратьева — 12 человек. Зато опись дает примеры поразительного долгожительства глав крестьянских семейств: Григорию Григорьеву было 95 лет, Родиону Кондратьеву и Григорию Филиппову — 90 лет, Евдокиму Трофимову, Федору Иванову, Купреяну Иванову, Ивану Осипову, Даниле Иванову и главе одной семьи вдове Дарье Романовой — 80 лет, еще 6 человек имели возраст от 70 лет и более.

Во избежание расправы глуховские крестьяне сговорились и ушли в Павловское, где собрались до 700 человек из окрестных деревень вотчины. Когда офицер приехал в Павловское и стал повторять свои угрозы, собравшиеся мужики «с великим смехом кричали и бросали рукавицы о землю: мы-де ни одного человека не дадим наказывать и все друг за друга умрем». 3 декабря офицер вновь приехал в Глухово, но на помощь жителям пришли до 300 крестьян из других деревень. Они едва не избили писаря, а ночью выбили окна в избе, где остановились офицер и управитель.

В следующем году 160 «лучших» крестьян пришли в Московскую контору с коллективной жалобой на бесчинства приказчика. Но жалобы были запрещены, и все они были наказаны плетьми здесь же в конторе. Недоимки продолжали расти, и в мае 1753 г. по приказу Сената в центр имения, село Павловское, была направлена большая воинская команда. На этот раз при «общем сходе» 728 человек были «по указу биты плетьми нещадно, избежали наказания только престарелые мужчины да малолетние.

После этого для сбора оброка в Павловском была оставлена часть команды во главе с поручиком Мамыкиным. Когда от крестьян поступила жалоба, что он бесчинствует, «держит на правеже (наказывает палками Авт.) по двести человек, а они продали скот и платить им нечем», — Мамыкину было приказано публично высечь сотского, старосту и десятских. Волнения и жалобы крестьян прекратились лишь после того, как в 1754 г. они были переданы из комиссии законному наследнику — Сергею Павловичу Ягужинскому (1731-1806).

Бедствия крестьян на этом не закончились. В 1771 г. деревня Глухово пострадала от эпидемии чумы, которая свирепствовала здесь несколько месяцев. А еще через год крестьяне снова провинились перед властями, уничтожили межевые столбы и самовольно распахали землю, отобранную у них для церкви. За подобное преступление по тогдашнему закону следовало наказание плетьми для всех крестьян деревни. Губернская межевая канцелярия постановила: «с виновными поступить по закону, без упущения». И снова засвистели плети над крестьянскими спинами.

С. П. Ягужинский начал свою службу военным и дослужился к 1764 г. до генерал-поручика. Это был бездарный, распутный и расточительный человек. Под конец жизни он впал в нужду и был взят под опеку, а в 1789 г., обремененный многочисленными долгами, продал деревню Глухово князю Александру Андреевичу Безбородко, видному деятелю царствования Екатерины II. Но и он скоро расстался с этим имением.

По купчей 30 декабря 1798 г. деревня Глухово, «что состояла во владении канцлера, действительного тайного советника и сенатора, главного над почтами в государстве директора князя Александра Андреевича Безбородко перешла канцлеру, действительному тайному советнику графу Ивану Андреевичу Остерману».

К этому времени относится описание Глухова во владении Остермана в экономических примечаниях 1800 г.: «52 двора, 207 душ мужского, 218 женского пола. Усадьбы 15 десятин, пашни 282 десятины, сена 95 десятин, лесу 150 десятин, неудобья 63 десятины, всего 605 десятин. На левой стороне Москвы реки, через которую партикулярный плотовый перевоз. Земля иловатая, с песком. Хлеб средственной. Покосы хороши. Лес строевой сосновой, дровяной: березовой и осиновой... Крестьяне на оброке. Промысл имеют извозом. Живут посредственно. Женщины упражняются в домашнем рукоделии». (ЦГВИА. Ф. ВУА, е.х. 18861).

В 1812 г, вторглись французские захватчики. Жители, кто успел, ушли в отдаленные селения своего хозяина, остались только престарелые да подростки. В Ильинском разместилась главная квартира какого-то французского начальника, а окрестные деревни были заняты отрядами, которые забирали у крестьян хлеб, коров, птицу. Хозяйство крестьян было разграблено, соседняя деревня Луцкая сгорела из-за неосторожности французских поваров, и жители были вынуждены ютиться в лесу, в шалашах. Но и захватчики терпели неприятности. Их отряд в Глухове однажды с трудом отбил нападение казачьего отряда, неожиданно появившегося на противоположном берегу реки.

Важной доходной статьей для глуховских крестьян были переправа через Москву-реку и сплав леса. Но в середине прошлого века река пробила себе новое русло через озеро-старицу Аксавское, и деревня осталась в стороне от речных путей.

При отмене крепостного права помещица А. М. Голицына отрезала 139 десятин земли у ильинских крестьян и 16 десятин у глуховских, не дала им права на рыбную ловлю в Москве-реке. На 288 жителей мужского пола крестьяне получили в надел 532 десятины земельных угодий.

В 1864 г. владелица села Ильинского А. М. Голицына продала свое имение царской семье. К царскому дворцу было проложено от Павшина Ильинское шоссе. Но делалось это не для крестьян. Рядом с деревней находился обширный лес, в котором крестьянам не разрешалось даже рвать ягоды и собирать грибы. Позже он был продан или арендован, и рядом с деревней появилось имение «Нагорное», принадлежавшее Валькову. При Советской власти на его базе был организован впервые в районе прокатный пункт сельскохозяйственного инвентаря, обслуживавший и крестьян соседних селений.

Патриархальные семьи распадаются, выделяются молодые хозяева, и к 1877 г. в селе числится уже 120 хозяйств и 635 жителей. Но из них 18 уже оказались безземельными, а 55 хозяйств не занимались хлебопашеством. Ежегодно 106 мужчин и 24 женщины уходили из деревни на заработки.

Не для всех крестьян оказались посильными выкупные платежи, составлявшие с сельского общества 1 716 рублей. В случае недоимки чиновники описывали их имущество и продавали его с аукциона. В документах 1887 г. сохранилось объявление помощника звенигородского уездного исправника о распродаже в селе Павловском имущества крестьян-должников Нахабинского, Захарковского и других крестьянских обществ и в Звенигороде — имущества Глуховского и Петровского общества.

Наглядное представление о хозяйстве крестьян-должников дают описи их имущества, представлявшегося на продажу в 1900 г., с замечаниями ответственных старшин. Приводим одну из них:

«Опись имущества крестьянина деревни Глухово Николая Егорова Ветрова за неплатеж долга 25 рублей 90 копеек (в пользу Седова)

(ЦИАМ. Ф. 515, оп. 1, е.х. 129).

К началу нового века население деревни не прирастает, а намного уменьшается. По сведениям 1899 г. среди приписных крестьян (в 90 дворах 253 человека мужского и 306 женского пола) числятся отсутствующими 25 дворов с 95 жителями, а обычно живут в деревне 182 мужчины и 298 женщин (480 из 553 человек). Но и из них уходили на разные работы 130 мужчин и 30 женщин. На 90 наличных и 10 отсутствующих семей приходилось 109 изб в 55 кв. аршин и 174 холостых постройки (9 хозяев имели по 2 избы). Землю обрабатывали своими силами 44 семьи, с помощью найма 21, не обрабатывали 19; 31 семья не имела земельных наделов, зато 8 хозяйств использовали труд наемных работников. Урожай был значительно выше, чем у соседей. Кроме ржи, овса и картофеля (урожай сам 11,2) сеяли ячмень и горох. 23 семьи совсем не имели скота, еще в 25 семьях обходились без лошади или коровы, но в хозяйствах было 120 овец и 38 свиней. 137 мужчин занимались промыслом на стороне и 20 дома, из женщин работали дома 90, на стороне 30 человек.

Отток населения продолжался и в последующие годы, несмотря на то, что общее количество дворов прирастало за счет раздела многолюдных семейств.

По сведениям 1924 г. в деревне было 129 дворов и 533 жителя, на которых приходилось 68 лошадей и 132 коровы. На базе бывшего имения Гусева, известного с 1911 г., был организован прокатный пункт сельскохозяйственного инвентаря. В деревне имелся Глуховский сельсовет. Несколько лет деревня Глухово была приписана к Козловской волости, располагавшейся на территории нынешнего Одинцовского района, но в 1929 г. при новом районировании включена в состав Воскресенского района, а в 1932 г. в Красногорский район. В 1939 г. в ней записаны 122 строения, 172 крестьянских хозяйства и 586 жителей.

В конце 1920-х гг. кустари-одиночки объединились в артель по производству металлоизделий, которая затем влилась в состав организованного в 1930 г. колхоза. Глуховская артель делала хромированные наконечники для знамен, упаковочные молотки, металлические отхромированные штативы для фотоаппаратов («Красногорский рабочий», 1939). В предвоенные годы колхоз носил название имени Менжинского. В 1945 г. он назывался «Имени 22-й годовщины Октября», имел 264 члена колхоза, собирал урожай зерновых, картофеля, овощей и трав со 129 га. Председателем колхоза был Дмитрий Алексеевич Армягов. В послевоенное время колхоз вошел как полевая бригада в состав племзавода-колхоза «Ленинский луч». До 1956 г. в деревне действовала малокомплектная начальная школа, в которой перед ее закрытием работала учительница Л. В. Сменковская, (впоследствии директор Ильинской средней школы рабочей молодежи).

К концу 1950-х гг. здесь проживало 796 человек. Однако позднее близость к Москве и Красногорску привела к тому, что молодежь уходила в город и население начало быстро сокращаться. Перепись 1989 г. застает в Глухове лишь 86 хозяйств и 246 постоянных жителей.