Семья Поляковых

Архивные документы подтвердили происхождение этой семьи из Богородского уезда Московской губернии. Они вышли из числа посессионных крестьян, приписанных к Обуховскому пороховому заводу. В исповедной книге обуховской церкви Петра и Павла на Клязьме (сейчас поселок Обухово Ногинского района) за 1845 г., в перечне мастеровых завода сохранились сведения о семье Якова Прохорова, который имел шесть взрослых сыновей и три дочери:

Зная примерный возраст и имена трех Поляковых, удалось установить сведения о полном составе семьи, состоявшей из 14 человек.

В начале 1840-х гг. был издан указ об освобождении приписанных к предприятиям крестьян. Сроки их освобождения решались владельцами каждого предприятия в отдельности. При этом крестьяне переводились в мещанское или купеческое сословие, в зависимости от их собственного желания. Большая семья Якова Родионова при освобождении была записана в богородское купечество.

Обуховский пороховой завод закрыли, а в «Указателе населенных мест Московской губернии» (К. Нистем, 1852) отмечено, что в слободе, где числилось около 400 душ, «много миткалевых мануфактур». По сведениям 1856 г. там наряду с двумя большими ковровыми фабричками числилась одна миткалевая мануфактура. Она принадлежала купцу Якову Полякову (по всей вероятности, главе семейства) и имела трех наемных работников.

К этому времени двое его сыновей записались в московское купечество. В 1849 г. в ревизских сказках по Москве отмечены: Поляков Яков Яковлевич, «29 лет, из мастеровых бывшего Обуховского порохового завода, в купечестве по 3 гильдии с 1846 года, у него сыновья Николай 8, Иван 7, Яков 1 год, жена Марфа Семеновна» (т. 8 с. 28) и Поляков Александр Яковлевич, «25 лет, из Богородских купеческих детей. Жена Анна Ивановна» (т. 8, с. 242). По ревизии 1854 г. Яков не числится, зато мы получаем новые сведения о семье Полякова Александра Яковлевича: «32 лет, сыновья Василий 5, Иван 3, Яков 2, Александр 5 месяцев, дочь Агриппина 6 лет»(с. 208). Остальные члены семьи Поляковых, в том числе и упоминавшийся выше Николай Яковлевич, видимо, остались в списках богородского купечества.

Мы убедились выше, что первые шаги новоявленных купцов, продиктованные жаждой скорейшего обогащения, были связаны с жесткой эксплуатацией рабочих. Но в поведении Александра Яковлевича Полякова, который чутко улавливал новые тенденции, по мере роста его богатства мы видим растущее стремление к тому, чтобы принести больше общественной пользы. Он был удостоен звания потомственного почетного гражданина, которое давалось после 20-летнего пребывания купцом 2-й или 1-й гильдии, но и в действительности пользовался заслуженным почетом за его деятельность по развитию своих предприятий, по вкладу в возрождение губайловской усадьбы и двух храмов — в Черневе и Губайлове.

Уже в начале 1880-х годов А. И. Поляков построил в Баньках специальное каменное здание для больницы, а в 1889 г. на ее базе организовал первый в Московском уезде фабрично-земский медицинский участок, к которому были приписаны 10 окрестных селений. Содержался он на средства фабриканта, и только с 1900 г. земство стало выделять 500—600 руб. в год на оплату труда фельдшериц. Врач больницы Сергей Ильич Покровский, женатый на дочери фабриканта, имел достаточные возможности для улучшения больничного дела и оставил добрую память у рабочих. В 1895 г. для больницы было построено новое двухэтажное здание, которое сохранилось до нашего времени и сейчас входит в комплекс Красногорской городской больницы № 3.

Когда по инициативе врачей Московской земской управы в 1891 г. было организовано Московское общество попечения о неимущих детях, которое открыло в Мытищах при земской больнице приют на 10 детей, в Губайлове годом позже было создано Знаменское отделение общества из 13 действительных членов. Его почетными членами стали А. Я. Поляков, трое его сыновей и купеческая жена Юлия Матвеевна Карзинкина, владелица усадьбы в селе Троицкое-Лыково (ныне в черте Москвы). Для нужд этого Общества А. Я. Поляков купил в Губайлове дом с 4 комнатами. В конце 1892 г. Анна Алексеевна Полякова, жена Якова Александровича, устроила в нем приют для новорожденных младенцев, который был освящен 14 февраля 1893 г. Ю. М. Карзинкина пожертвовала корову со своей фермы, В. К. Феррейн — вещи, нужные для ухода за детьми, другие члены общества прислали бумажные ткани. До августа был принят 21 ребенок. Правда, большинство из них оказались слабыми и 9 младенцев умерли. В 1893–1894 гг. приютом ведал врач С. И. Покровский.

Поляковы приняли живое участие в деятельности общества трезвости, организованного в 1891 году священником Петром Пермским при церкви Покрова пресвятой богородицы в селе Нахабино. А. А. Полякова была избрана председателем этого общества, а Александр Яковлевич активно содействовал вступлению в него фабричных рабочих. Он организовал в поселке Баньки отделение общества, где была открыта чайная, в которой не разрешалось употребление алкогольных напитков.

В 1882 г. при Знаменской фабрике Полякова была открыта начальная школа, содержавшаяся на средства фабричной администрации. Уже в следующем учебном году в ее двух классах учились 27 фабричных детей и трое крестьянских детей из Губайлова (всего 25 мальчиков и 5 девочек). Впоследствии школа стала четырехклассной, для нее было построено специальное здание. В 1890–1893 гг. учителем значился дворянин Василий Федорович Семенов, Закон Божий преподавал священник черневской церкви Дмитрий Успенский, затем священник из Ангелова Холмоторов. В школе имелась большая для того времени библиотека, насчитывавшая 426 книг. В 1906 г. здесь училось уже более 80 детей. Правда, немногие из них заканчивали полный курс обучения, рано поступая на работу.

По-видимому, дом Поляковых первоначально находился при фабрике. Нет сведений, чтобы они в это время проживали в губайловской усадьбе, которая в XlX веке пережила не только французское разорение, но и многие десятилетия полного безразличия со стороны сменявших друг друга хозяев, кончавших банкротством: имение продавалось с аукциона после Деменкова в 1845 г., после Галлеров в 1859 г., было выставлено на аукцион при К. С. Орлове в 1880-х годах, но выкуплено его сестрой во избежание семейного позора. К этому времени относится его описание в 1888 г. священником И. Соловьевым. Восторженно рассказывая о замечательных природных условиях Знаменского-Губайлова, он с горечью говорил о бедственном положении самой усадьбы:

«Среди этих-то рощ и прудов расположены барские постройки имения, окруженные ближе к ним небольшими парками — кленовыми и липовыми; на площадке перед главным зданием, бывшим когда-то красивым барским домом, стоят поломанные бурями и попорченные временем несколько кедров, лиственниц и других редких деревьев. Впрочем, и самые парки теперь запущены и заросли, каменная ограда их полуразрушена, местами развалилась и поросла мохом и молодыми побегами березок и других неприхотливых растений, точно также, как и некоторые из построек.

А постройки эти несомненно когда-то представляли из себя нечто очень красивое и грандиозное. На одном конце парка стоят развалины оранжерей, недалеко от них какой-то громадных размеров сарай; на противоположной стороне вы видите развалины громадного здания со стрельчатыми окнами, башней, полукруглыми воротами и т.п.; говорят, что это был молочный двор».

Жалкое зрелище представлял в это время большой господский дом:

«Все в нем полуразвалилось, осыпалось, поломалось; но и теперь еще видны следы прежнего богатства и роскоши; громадные залы с лепными потолками, барельефами по стенам и разделанными под мрамор колоннами, уютные кабинеты и гостиные с каминами и расписанными потолками, очевидно, были когда-то свидетелями широкой и богатой барской жизни...» Стоит добавить, что второй господский дом, двухэтажный и обращенный фасадом к старым «Ивановским» прудам, еще раньше, согласно описи 1882 г., стоял без окон и без дверей.

Такова была теперь усадьба, которая как позорище стояла уже не в стороне, а на большой Волоколамской дороге. Новая помещица не собиралась восстанавливать заброшенное имение, и была рада, когда нашлись на него покупатели. 29 января 1886 г. она подписала купчую об очередной продаже имения:

«Надежда Сергеевна Орлова, продала я Фабрично-торговому товариществу Знаменской мануфактуры А. Я. Полякова собственную мою, оставшуюся за наделом крестьян, землю... при селе Знаменском — Губайлово тож, со всеми вообще находящимися на ней жилыми и нежилыми, не застрахованными от огня строениями, лесом и угодьями, принадлежавшую Константину Сергеевичу Орлову и доставшуюся мне по данной... 20 марта 1885 г.; а мерою той земли всей вообще удобной и неудобной состоит и в продажу эту поступает 213 десятин с саженями, или сколько ее в натуре есть, без остатка, в том числе лесу дровяного и строевого смешанной породы около ста семидесяти десятин, а остальная земля находится под дорогами, прудами, усадьбой и речкой... А взяла я, продавщица Орлова, с фабрично-торгового товарищества Знаменской мануфактуры А. Я. Полякова за это мое имение сто шестьдесят тысяч рублей. Пошлины и нотариальные издержки платить сказанному товариществу...»

Поляковы пришли в барскую усадьбу всерьез и надолго. Вероятно, в первую очередь они привели в порядок и приспособили для жилья второй господский дом, построенный без особых затей и нуждавшийся лишь в капитальном ремонте. Согласно рассказам местных жителей, старики Поляковы жили в нем до конца своих дней. А работы по восстановлению усадьбы требовали больших средств и времени, и только были начаты 1888 г., когда И. Соловьев посетил усадьбу и впервые за всю историю описал ее внешний облик:

«Середину парка занимает барский дом, перед ним — два небольшие флигеля, дальше церковь и через дорогу кладбище. Флигеля, стоящие перед барским домом, нынешним летом (уже при Поляковых, — Авт.) отделаны заново, увеличены надстроенными над ними вторыми этажами и могут служить прекрасными дачными помещениями. Заново будет, говорят, отделываться и самый барский дом».

Этот дом представлял сложность для реставрации, так как над каменным первым этажом был деревянный второй этаж. И при восстановлении каменных флигелей над ними были надстроены деревянные вторые этажи, что должно было соответствовать архитектуре большого дома. Но в дальнейшем, при его восстановлении, наверное, было бы трудно передать круглый зал в деревянном исполнении. И его достроили в кирпиче.

Поляковы привели в порядок губайловскуо усадьбу, но только в меру своих возможностей и в духе своего времени. В настоящее время только путем кропотливых исследований можно установить, какие детали ее относятся ко временам Долгоруковых, и какие привнесены Поляковыми. Но именно в этом варианте она простояла более ста лет, и несмотря на многие новые изменения, связанные с приспособлением ее для нужд детского дома, районного центра, а затем для внешкольного учреждения, послужила вместе со своим парком одним из важных градообразующих факторов в истории города Красногорска.

Заботы фабрикантов не ограничивались накоплением капиталов и устройством своего жилья. Они много сделали и для восстановления памятников духовной культуры. Первым шагом в этом направлении была работа по перестройке Успенской церкви в Чернево, к приходу которой были приписаны и жители Губайлова, и рабочие Знаменской и Новоникольской фабрик.

Черневский храм, основанный в 1690 году иждивением великой княгини Татьяны Михайловны, был холодным и к тому же пришел в ветхость за два столетия своего существования. В 1871 году был разобран придел Николая чудотворца и положено основание двум новым приделам, которые освящены в 1874 году и где практически проводились все богослужения. Центральный холодный храм остался без изменений, хотя в нем было много трещин. В 1882 году было воспрещено вести в нем службы. В 1892 году священник храма Д. И. Успенский обратился в Московскую духовную консисторию с прошением, чтобы разрешили разобрать и заново построить основной храм, а также надстроить старую колокольню. Все расходы взяли на себя владелец ткацкой фабрики Александр Яковлевич Поляков и его сын Яков Александрович, числившийся в то время технологом Знаменской фабрики в Баньках и церковным старостой. Так что несомненной заслугой Поляковых стало спасение этого храма, сохранившегося до наших дней. Несколько лет спустя в архивной описи упоминается дело о приобретении для церкви нового иконостаса, которое вряд ли обошлось без их участия (ЦИАМ. Ф. 203, оп. 462, е.х. 7).

Многократно менялись хозяева села Знаменское-Губайлово в XIX в., но никому из них не было дела до того, что церковь, построенная еще при князе В. М. Долгоруком, оставалась бездействующей с 1836 года. В свое время рассчитанная на несколько десятков прихожан, она имела очень ограниченный внутренний объем и не смогла бы удовлетворить потребности населения, возросшего со строительством фабрик в Баньках. Завершив работы по обустройству усадьбы, Поляковы поставили своей целью создание нового храма, который и по объему, и по внешнему облику соответствовал значению села, расположенного на большой Волоколамской дороге. Для перестройки церковного здания требовалось разрешение духовной консистории и специальной Комиссии по сохранению археологических памятников, организованной при Московском археологическом обществе. Инициатором этого дела стал в 1902 году Александр Яковлевич Поляков, о чем свидетельствует сохранившаяся в архиве переписка между Московской духовной консисторией и археологическим обществом. В письме из консистории от 21 мая 1902 года сообщается:

«Потомственный почетный гражданин Александр Яковлевич Поляков просит дозволить ему построить два придела и надстроить колокольню при Знаменской села Губайлова-Знаменского церкви, приписной к селу Черневу Московского уезда. Означенная церковь построена когда неизвестно тщанием князя Василия Михайловича Долгорукова. Зданием каменна, с таковой же колокольнею. Сообщая о сем, Консистория просит уведомить, не встречается ли со стороны Московского археологического общества препятствий на производство предполагаемых работ» (Там же. Ф. 454, оп. 3, е.х. 77).

Для изучения вопроса на месте археологическое общество направило в Губайлово специалиста, который сообщил свое заключение:

«Осмотр церкви и колокольни села Губайлова показал, что постройку храма можно отнести ко 2-й половине 18-го века, а колокольни к 19 веку. По общей форме и наружному виду не имеет художественно-археологического значения: украшений совершенно нет, кроме карнизов в несколько рядов; окна прямые без наличников и каких либо украшений; внутри храм обелен и никаких украшений и росписей не имеет. Так как храм будет застроен, если Общество найдет возможным разрешить, то желательно бы просить прислать фотографии с южной и восточной стороны.

Д[ействительный] ч[лен] Общества] З. Иванов».

Разрешение на перестройку было получено в том же году. Ее инициаторы не удовлетворились скупыми сведениями об истории храма, полученными из археологического общества. Яков Александрович Поляков, директор Знаменской фабрики, предпринял собственное исследование по истории села и храма. Ему удалось установить время освящения храма в 1773 г. и выявить некоторые другие документы. Результатом этого исследования стала первая книга по истории села Знаменское-Губайлово, опубликованная Я. А. Поляковым в 1906 году. К этому времени был построен и стал действовать храм, который совместил остатки тесного старинного здания с просторными объемами вновь созданных приделов и получил новый художественный облик в псевдо-русском стиле. К сожалению, нам неизвестно имя архитектора, создавшего этот памятник, а роспись его, как сообщила нам Лидия Михайловна Горовская, выполнил художник Владимиров, бывший в свое время университетским товарищем известного писателя-символиста Андрея Белого. Памятнику истории и культуры досталась трудная судьба, но в настоящее время, после многих лет нецелевого использования и частичного разрушения, он восстановлен в результате больших работ, проведенных в 1993-1998 годах под руководством священника отца Владимира Шафоростова и теперь является одним из основных компонентов архитектурного комплекса центра города Красногорска.

Начав свою жизнь крепостным мастеровым на Обуховском заводе, Александр Яковлевич Поляков не только достиг значительного положения в купеческом обществе, но и оставил зримые следы своей деятельности, которые имели большое значение для последующего развития нашей местности. Вслед за имением в селе Знаменское-Губайлово он в 1888 г. приобрел и Новоникольское с господским домом, фабрикой и 182 десятинами земли в Звенигородском уезде. Вместе с тем изменился и быт большой купеческой семьи. Сыновья фабриканта, получившие университетское образование, прошли трудовую школу как специалисты и руководители производства на предприятиях Товарищества и вполне могли быть причислены к кругу российской интеллигенции. И неслучайно при них усадьба Знаменское-Губайлово стала одним из центров культурной жизни.

А. Я. Поляков расширил и губайловское имение, прикупив у черневского крестьянского общества 12,5 десятин земли за старой Волоколамской дорогой, на берегу речки Баньки. Его сын Яков Александрович, назначенный директором Знаменской фабрики, на купленной земле, в стороне от фабричного поселка построил над речкой Банькой двухэтажный особняк. Здесь же находились несколько других построек — дом его родственника врача Покровского, дома некоторых служащих. Дача, окруженная лесами и живописными полянами, получила название Лисьи горы по имени близлежащего оврага за речкой Банькой (позже в этом здании была создана лыжная база, а по оврагу теперь проходит знаменитая «лыжня Утробина»).

В усадьбе Я. А. Полякова весной и летом 1899 года гостил известный поэт-символист Константин Дмитриевич Бальмонт, возвратившийся в Россию после двухлетнего пребывания в ряде европейских стран. Обилие заграничных впечатлений и знакомство с достижениями европейской культуры не заглушили в нем тоску по Родине. «Я себя чувствую на подмостках, среди декораций, — писал он. — А там — вдали — моя родная печальная красота, за которую десяти Италий не возьму».

Не удивительно, что приезд в Лисьи горы очаровал поэта красотой и свежестью русской природы, пробудил необычные чувства, воплотившиеся в прекрасных стихах:

Запах солнца? Что за вздор?
Нет, не вздор.
В солнце звуки и мечты.
Ароматы и цветы
Все сплелись в согласный хор,
Все слились в один узор.
Солнце пахнет травами,
Свежими купавами,
Пробужденною весной
И смолистою сосной,
Нежно-белоткаными
Ландышами пьяными,
Что победно расцвели
В остром запахе земли.
Солнце светит звонами,
Листьями зелеными,
Дышит вешним пеньем птиц,
Дышит смехом юных лиц.

Десять лет спустя К. Д. Бальмонт с глубокой нежностью вспоминал об этих впечатлениях: «...Я радовался каждому цветку, каждой малой былинке, вон тем полевым ромашкам на взгорье, нежатым, еще клейким листочкам тонких берез, болотному растеньицу, глядящемуся в зеркальце речонки, змеевидным тропинкам леса-парка и этой заброшенной беседке, вознесенной над зеленым яром. Рыжие муравьи бегали по дорожкам — Солнце и их пьянило, не только меня. Малые птицы со свистом перелетали с дерева на дерево. Дружная большая семья была в неустанном празднестве жизни. Радость быть в гостях и быть дома. Внимательные души. Внимательные глаза. Детские крики и девический смех. И там были качели. И были чарования Луны».

Константина Бальмонта и Якова Полякова роднила женитьба на сестрах из купеческой семьи Андреевых. Второе поколение Поляковых отличалось от старших образованностью и более широким кругом интересов. Яков Александрович, технолог по образованию, провел историческое исследование о селе Губайлово-Знаменское и опубликовал очерк о нем, участвовал в археологических раскопках курганов, находившихся по-соседству с его усадьбой на речке Баньке. Специалистом-химиком был и Григорий, директор Щелковской фабрики. Их брат Александр при Новоникольской фабрике устроил клуб для рабочих, где они устраивали спектакли, открыл школу и богадельню, построил красивое двухэтажное здание образцовой казармы для 200 рабочих. Он увлекался садоводством, и, по воспоминаниям современников, после революции некоторое время оставался садовником при фабрике. Только старший брат, Василий Яковлевич, был освобожден от рабочих обязанностей в Товариществе, он серьезно занимался земледелием и садоводством, был членом ряда научных обществ. Младший из братьев, Сергей Александрович Поляков, получивший университетское образование математика, выполнял в Товариществе сложную и ответственную работу главного кассира, значение которой не трудно представить, учитывая миллионные обороты предприятия. Но одновременно он публиковал талантливые научные статьи по математике, литературные переводы и был страстно увлечен поэзией символистов. Гостями К. Д. Бальмонта в Баньках бывали Валерий Яковлевич Брюсов и литовский поэт Юргис Казимирович Балтрушайтис, их литературные беседы и споры затягивались порой до раннего утра. Здесь К. Д. Бальмонтом были написаны многие стихотворения, вошедшие в книгу «Горящие здания». Эта книга стала вершиной его поэтического творчества, отразив новые черты в настроении поэта, переход от «печали, угнетения и сумерек» к «свету, огню, победительному солнцу». Вероятно, наблюдениями фабричного быта в Баньках было навеяно стихотворение «Кузнец», проникнутое уважением к труду рабочего:

Я хочу быть кузнецом,
Я, работая, пою.
С запылившимся лицом
Я смотрю на жизнь мою.
 
Здесь, у дыма и огня,
Много слов я создаю,
В этом радость для меня,
Я — пою!

Впоследствии, когда грянула первая русская революция, К. Д. Бальмонт приветствовал рабочий класс в стихах, опубликованных в большевистской газете «Новая жизнь» и журнале «Красное знамя». В разгар декабрьского вооруженного восстания он, смешавшись на улице с толпой студентов, митинговал у здания Московского университета, сопровождал Максима Горького в его походах по Москве, когда ее улицы подвергались обстрелу. Опасаясь ареста, он был вынужден некоторое время скрываться в усадьбе «Лисьи Горы», а затем надолго эмигрировать из России. Бунтарские настроения скоро прошли и в творчестве поэта, который, по выражению В. Я. Брюсова, «десять лет царил полновластно в нашей поэзии», произошел глубокий спад. Поэт еще приезжал в Россию в 1913 и 1915 годах, прежде чем покинуть ее навсегда. Прожив долгую жизнь за границей, он никогда уже не  смог обрести прежние влияние и популярность.

Встречи с К. Д. Бальмонтом и В. Я. Брюсовым сыграли важную роль в дальнейшей судьбе Сергея Александровича Полякова. Располагая значительными средствами, он открыл издательство «Скорпион», в котором печаталось большинство произведений русских символистов, а затем вместе с В. Я. Брюсовым организовал литературный журнал «Весы». В его доме собирались многие поэты, писатели и художники «серебряного века». Брюсов неоднократно бывал у него в усадьбе Знаменское-Губайлово, а также у его братьев — Григория в Щелкове и Александра в Новоникольском. О последнем сохранилась запись в дневнике поэта за январь 1900 года:

«Вечер 1-го пришлось провести на фабрике у А.А., где давали спектакль, после которого был бал, деревенско-купеческий, достаточно дорогой. Но все искупали две вещи: во-первых, зимний лес, что я видел едва ли не впервые; зимний лес и блуждание в нем на лыжах. А во-вторых, драма «Царь Максимилиан», которую разыграли фабричные». Осенью 1914 года В. Я. Брюсов посетил Опалиху, где написал известное стихотворение «Сухие листья».

После Октября В. Я. Брюсов был среди тех, кто признал революцию. Он стал членом Социалистической академии общественных наук, вел преподавательскую и литературную работу. Ю. К. Балтрушайтис в 1918 году был избран председателем Союза писателей, а затем до 1940 года был послом буржуазной республики Эстонии в СССР.

Семья Поляковых после национализации их фабрик в 1918 году осталась в России и продолжала трудовую деятельность. В анкете 1919 года Сергей Александрович Поляков сообщал: «Служу в театральном отделе Наркомпроса в качестве члена бюро... кроме того работаю в качестве переводчика и редактора в издательстве «Всемирная литература» и в «Государственном издательстве», братья Василий и Иван живут на иждивении детей, Григорий, свыше 50 лет, специалист-химик... Яков, свыше 50 лет, инженер, служит в Совнархозе. .. Александр — инженер, около 50 лет, служит заведующим технологической частью при Ново-Никольской фабрике... Сестра Мария, вдова земского врача на иждивении сына (адрес — Московская губерния, сельцо Губайлово)».

Судьбы членов большой семьи складывались по-разному. Александр Александрович, вероятно, до конца жизни работал на бывшей своей фабрике. Сергей Александрович, продолжая литературную работу, немало пережил из-за убеждений своего сына, талантливого ученого-востоковеда, который был арестован за участие в комсомольской «группе пролетарской оппозиции большевиков-ленинцев». После ареста сына он был исключен из государственной академии художественных наук, выслан из Москвы и Ленинграда, жил «за 101-м километром» и умер в Казани в начале Великой Отечественной войны. Старший из братьев Василий Александрович умер в 1919 г., его сын Александр стал военным хирургом, затем профессором в Ташкентском медицинском институте, а внук Юрий Александрович — известный ученый, доктор исторических наук, академик РАН и РАЕН, лауреат государственной премии СССР и премии им. В. О. Ключевского.